Татьяна Ахтман
Моя история

Я не просто дилетант в гуманитарных науках, но вполне осознаю себя несостоявшейся как профессионал ни в одной из наук и ремёсел и горько сожалею об этом. Вместе с тем, думаю, что, отчасти, это объяснимо не столько неудачливостью или неспособностью, а, скорее, сосредоточенностью на диалоге, который я веду всю свою жизнь сама с собой: обо всём на свете. Этот диалог редко обретал завершение в форме, которая бы меня устраивала, но я бессознательно берегла камертон, отчётливо звучащий в моём бытие, и он помогал мне жить, сколь это было возможно в варварских обстоятельствах, доставшихся мне.
Должно быть, я была одной из тех неприкаянных душ, которые мыкаются по Руси - была, потому что оказавшись за её пределами, обрела волю достаточную, чтобы отрешиться от состояния невнятности и определить звучащие во мне голоса в слова.
Попытаюсь объяснить суть метаморфозы, произошедшей в моей жизни...
Есть люди, которым для счастья необходима полная картина Мира, как положено, с «Китами и Слонами» в основании. Они могут согласиться на некоторые условности - календарь, алфавит, таблицу умножения, скрижали... но! - всё остальное должно пребывать относительно принятых ими основ, в которые они могут верить как в закон. Создав эскиз мироздания с полюсами добра и зла, найдя себя в нём, эти люди ощущают себя свободными. В противном случае, обреченные на непосильный труд бесплодных исканий, они становятся изгоями.
Надо ли говорить, что в России законом стало его отсутствие, а потенциально свободные души свободны лишь в одиноком законотворчестве. Конечно, можно было уйти в искусственную жизнь и, погружаясь в иллюзии, строить «умом непостижимые» миры, которые станут обживать «загадочные русские души»... Надо ли говорить, что и люди, и иллюзии бывают разные, и тут проявляет себя сила рокового свойства, разделяющая людей на идеалистов и идеологов - на жертвы и жрецов иллюзорных храмов.
Мой фатум заставлял меня соизмерять свою жизнь с нездешним миром, о котором горячо и неясно рассказывали мне незнакомые, но бесконечно дорогие голоса. Требования, которые предъявлялись мне людьми, казались мне безумием, а я казалась чужой самой себе. Но, долго ли, коротко ли, кривое зеркало зла разбилось, миллионы осколков разлетелись по миру, попав в сердца и глаза, а я, подобно Каю в ледяной Лапландии, пытаюсь собрать из слов нечто магическое, что расколдует всех.
Зачем я пишу...? Я не очень люблю это занятие. Моя жизнь была переполнена событиями, и я ценю безделье. Я знаю, что не заработаю и не прославлюсь, что не изменю людей... и всё же, эти записки жизненно важны для меня. Они входят в возникший недавно ритуал моей жизни, как уборка квартиры, приготовление обеда, возня в садике: что-то вроде уборки моего мира. Если меня спрашивают, чем я занимаюсь, то я отвечаю, что я – домохозяйка, наслаждаясь звучанием и смыслом этого слова. Для благополучия мне важно слышать себя, подобного я жду и от других людей, поэтому у меня нет своего круга общения. Иногда мне очень хочется поделиться счастливой или мучительной мыслью или чувством. Но теперь я знаю, что для меня это роскошество, без которого я вполне могу обойтись, как давно научилась обходиться без сахара в чае. Спрашивают: «Не любите сладкое?» Да нет же, люблю – люблю и не люблю горькое, но... могу потерпеть, увы, толстею: «Есть хочется, худеть хочется...» - общения хочется, двумыслия не хочется.
Пишу, чтобы обустроить свой день и заплатить за съём экологической ниши в моём мироздание. Говорю «домохозяйка» и тем отвлекаю чужака: пока он будет ориентироваться в моей игре, я предоставлена сама себе – свободна - что, собственно, и ценно в мире людей, где каждый норовит съесть чужую свободу.
Домохозяйка... Упаси бог от более профессиональных определений, которые в моём доморощенном контексте вызывают справедливый гнев учёных людей. Но какие-то слова я должна использовать, а потому нет сомнений, что не услежу и непременно сваляю дурака в словесной разборке, где не так уж много осталось имён существительных, наполненных общепонятным смыслом. Обещаю урезонивать себя при невольном приближении к хлебу профессионалов, к которым, напоминаю, сама не принадлежу.
Почему эту свою визитку назвала «история»? Потому что это слово - моё, я нашла его заброшенным: откопала на свалке в Иерусалиме и несла в себе, деля с ним последний кусок все эти годы... Меня, советского Маугли, поразило, что это слово, в переводе с греческого, обозначает «расследование» - так я могла бы назвать свои записки, но это эмоционально обещает детектив – «экшен», а у меня, скорее, потребность не подхлёстывать, а умиротворять страсти. Я ищу перепутанные связи моих личных историй с историей Адама, с историей Евы, чтобы найти, разумеется, философский камень, который приносит счастье...